Мило. Нормально. Благонадежно.

Учитывая, что аристократы сотворили с психическим здоровьем ее отца, она сочла такой вариант неплохим, и когда Стефан пригласил ее выпить кофе, Элена согласилась, они договорились на сегодня и обменялись номерами.

Но что она будет делать? Позвонит ему и скажет, что не сможет пойти по семейным обстоятельствам? Пойдет все равно, и будет волноваться об отце?

Быстрый звонок Люси, сделанный из раздевалки, и новости из дома были на стороне свидания. Отец Элены хорошо отдохнул и теперь спокойно работал со своими бумагами за столом.

Полчаса в ночном ресторане. Может, разделенная булочка. Каков вред?

Окончательно определившись, она не оценила картинку, возникшую у нее в голове. Обнаженная грудь Рива с теми татуировками в виде красных звезд – не то, о чем ей стоит думать, когда собираешься на свидание с другим мужчиной.

А на чем ей нужно было сосредоточиться, так это на том, чтобы освободиться от униформы и, по крайней мере, немного поправить свой внешний вид.

Когда начал приходить дневной персонал, а работавшие ночью – расходиться, Элена переоделась в юбку и свитер, который принесла с собой…

Она забыла туфли.

Великолепно. Белая каучуковая подошва так сексуальна.

– Что-то не так? – спросила Катя.

– Есть шанс, что эти белые лодочки не полностью разрушат мой наряд?

– Эээ… честно? Все не так плохо.

– А ты вообще не умеешь лгать.

– Ну, я попыталась.

Элена положила форму в сумку, переделала прическу и проверила макияж. Разумеется, она также забыла подводку с тушью, поэтому на этом фронте конница осталась без коней, образно выражаясь.

– Я рада, что ты согласилась, – сказала Катя, стерев с белой доски расписание дежурств.

– Ты мой босс, и это, между прочим, заставляет меня нервничать. Уж лучше бы ты радовалась при виде того, как я прихожу в клинику.

– Нет, не в работе дело. Я рада, что ты идешь сегодня на свидание.

Элена нахмурилась и огляделась. Каким-то чудом они оказались одни.

– Кто говорит, что я иду не домой?

– Женщина, идущая домой, не переодевается здесь. И не беспокоится о том, как ее обувь сочетается с юбкой. Не буду мучить тебя вопросами.

– Какое облегчение.

– Если только ты сама не захочешь поделиться.

– Нет, я оставлю это при себе, – рассмеялась Элена. – Но если у нас что-нибудь получится… я расскажу.

– И я за этим прослежу, – Катя подошла к своему шкафчику и просто уставилась на него.

– Ты как? – спросила Элена.

– Я ненавижу эту чертову войну. Ненавижу, что сюда привозят мертвых, ненавижу видеть на их лицах всю ту боль, которую они пережили. – Катя открыла шкафчик и принялась вытаскивать оттуда парку. – Прости, не хотела портить настроение.

Элена подошла к ней и положила ладонь женщине на плечо.

– Я прекрасно понимаю твои чувства.

Когда их взгляды встретились, между ними наступило понимание. А затем Катя прокашлялась.

– Да, марш отсюда. Мужчина ждет.

– Он должен забрать меня отсюда.

– Воооот как, тогда я просто поброжу вокруг и выкурю снаружи сигаретку.

– Ты же не куришь.

– Вот блин, опять мимо.

На пути к выходу Элена отметилась в приемной, чтобы убедиться, что ничего не нужно передать следующей смене. Удостоверившись, что все в порядке, она прошла через двери и поднялась по лестнице, пока наконец не вышла из клиники.

Ночь меняла прохладу на холод, Элене казалось, что воздух пах голубым, словно цвет на самом деле имел запах. Просто чувствовалось нечто свежее, леденящее и чистое, когда она делала глубокий вдох и выдыхала мягкие облака. С каждым вдохом она чувствовала себя так, будто принимала в легкие сапфировый кусочек небес, словно звезды были искрами, пробегающими по ее телу.

Она попрощалась с отставшими медсестрами, которые уходили, дематериализовывались или уезжали, в зависимости от того, что у них было дальше по плану. Затем пришла и ушла Катя.

Элена постучала по полу ногой и сверилась с часами. Мужчина опаздывал на десять минут. Ничего страшного.

Прислонившись к алюминиевой обшивке, она почувствовала, как в жилах запела кровь, странная свобода растеклась в груди при мысли пойти куда-нибудь с мужчиной, ни о чем не беспокоясь…

Кровь. Вены.

Ривенджу ничего не прописали для его руки.

Эта мысль ворвалась в ее голову и задержалась там, словно эхо от сильного шума. Он не показал врачу свою руку. В записях ничего не упомянуто об инфекции, а в них Хэйверс был так же скрупулезен, как и в вопросах формы персонала, чистоты палат и организации шкафчиков с запасами.

Когда она вернулась из аптеки с лекарствами, Ривендж был в рубашке, манжеты застегнуты, но Элена подумала, он оделся потому, что осмотр уже закончен. Теперь же она была готова поспорить, что он оделся, как только она закончила брать кровь.

Вот только… ее это не касается, так ведь? Ривендж – взрослый мужчина, у которого есть право принимать плохие решения по поводу своего здоровья. Прямо как парень с передозом, едва переживший ночь, или как то огромное количество пациентов, которые кивают, когда доктор стоит перед ними, но потом, вернувшись домой, плюют на рецепты или реабилитацию.

Она ничего не могла сделать, чтобы спасти того, кто не желает спасения. Ничего. И это – одна из величайших трагедий в ее работе. Элена могла лишь представить варианты и последствия, и, надеяться, что пациент выберет мудро.

Подул ветер, забираясь прямо под юбку и заставляя завидовать меховой шубе Ривенджа. Оторвавшись от здания клиники, она попыталась всмотреться в дорогу, выискивая свет фар.

Через десять минут она снова посмотрела на время.

А спустя десять минут в очередной раз подняла запястье.

Ее продинамили.

Не удивительно. Они так быстро назначили свидание, а ведь на самом деле не знали друг друга, не так ли?

Когда по ней ударил очередной порыв холодного ветра, она вытащила телефон и написала: «Привет, Стефан… жаль, что сегодня не встретились. Может, как-нибудь в другой раз. Э».

Убрав телефон обратно в карман, Элена дематериализовалась домой. Но вместо того, чтобы сразу зайти внутрь, она закуталась в свое шерстяное пальто и начала бродить по растрескавшемуся тротуару, ведущему от этой стороны дома к задней двери. Холодный ветер снова набрал скорость, ударив ее по лицу.

Глаза защипало.

Элена повернулась к нему спиной, пряди волос взметнулись вперед, словно пытались сбежать от холода, и она вздрогнула.

Здорово. Теперь, когда глаза вновь увлажнились, она уже не могла обвинить в этом колючий ветер.

Боже, она что, плакала? Из-за того, что вполне может оказаться каким-то недоразумением? Из-за парня, которого она едва знала? Почему это так много для нее значило?

Ах, да он тут вообще ни при чем. Проблема в ней. Элена ненавидела тот факт, что ничего не изменилось с тех пор, как она вышла из дома – она все еще была одна.

Пытаясь взять все под контроль, буквально, она взялась за ручку, но не смогла заставить себя зайти внутрь. Образ той дрянной, слишком прибранной кухни, привычный звук скрипящей лестницы, ведущей в подвал, и пыльный бумажный запах комнаты ее отца были такими же знакомыми, как и ее отражение в любом зеркале. Сегодня это слишком заметно, яркий свет резал глаза, звук ревел в ушах, нос атаковал ужасный смрад.

Она опустила руку. Свидание было карточкой «освобождение из тюрьмы» [65] . Спасением с острова. Рукой, тянущейся к обрыву, на котором она висела.

Отчаяние, как ничто иное, заставило ее вновь сосредоточиться. Не было смысла идти с кем-то на свидание, если таково ее настроение. Это было бы нечестно по отношению к парню и бесполезно для нее. Когда Стефан снова с ней свяжется, если свяжется, она просто скажет, что была слишком занята…

– Элена? Ты в порядке?

– Люси! – Элена отскочила от задней двери, которую, очевидно, распахнула настежь. – Прости, я просто… просто задумалась. Как отец?